Продать душу

[hanaell]

Продать душу

А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
А. Галич

Обычно мои предложения принимаются сразу или почти сразу, когда человек осознает, что может получить все задаром. Ну, почти все. И почти задаром. Но сейчас все немного проще – о высоких материях в просвещенный век задумываются редко.
- Подумайте, это выгодное предложение, – я улыбаюсь уверенно, но…
- У меня все есть.
- Неужели? Неужели нет чего-то недосягаемого? Страстно желаемого?
- Ну почему же? Есть, конечно. Пройдет немного времени, и оно будет моим.
- Или нет.
- Или нет, - соглашается он покладисто.
- Это возможность получить все. Абсолютно все, без исключения. Чего ты хочешь?
- Спасибо, мне ничего не нужно. – Его голос звучит негромко, словно его собеседники и так должны ловить каждое его слово, спокойно и уверенно. Он говорит правду – ему ничего не нужно. Я внутренне улыбаюсь – это пока.
Я изучаю его – его вкусы, характер. Да, возможно, потребуется немного повозиться, но, кажется, оно того стоит.

На ближайшей вечеринке к нему подходит совершенно сногсшибательная девушка. О нет, ни грамма безвкусицы – красива, элегантна, умна, остроумна. Если и навязчива, то совсем немного, что может быть объяснено близостью к кумиру. Он доброжелательно общается, улыбается тонким шуткам, дает автограф и… прощается. Перед тем, как выйти, он окидывает взглядом помещение, безошибочно находит меня и с намеком на улыбку едва заметно качает головой.
Что ж, я кое-то о тебе знаю, малыш…
…Группа совершенно отмороженных парней преграждают ему путь, когда до дома осталось совсем немного. Они грубы и агрессивны, от них пахнет дешевым спиртным и они настроены весьма решительно. Он уже получил несколько весьма ощутимых ударов, они не так зрелищны как в кино, но гораздо более болезненны. Шум драки перекрывает рев мотора, из мрака возникает огромный байк, владелец под стать ему – огромный качок, заросший бородой и волосами, в коже и заклепках. С полувзгляда оценив обстановку, он расшвыривает нападающих, те, скуля, уползают во мрак.
- Вставай, парень, - голос байкера, густой, низкий, обволакивает. – Да, досталось же тебе! Огромная сильная рука байкера сграбастала его талию, сжимая чуть сильнее, чем позволяют приличия – весьма однозначный намек. А он благодарит – искренне, с чувством, приглашает на премьеру, но пойти выпить отказывается, проводить себя домой тоже не позволяет, сославшись на стресс, и просто уходит.
Все блоги пестрят сплетнями о его очередных любовницах и намеками на любовников – он улыбается на всех интервью и очень ловко обходит острые темы.
Хорошо, у меня припасено еще немало трюков – никуда ты от меня не денешься. Но сначала попробую поговорить с тобой опять:
- Вы передумали?
- Нет – мягкое, даже какое-то расслабленное.
- Но Вы все-таки пришли на встречу.
- Да. – простое и ясное, как солнце в небе.
- Зачем?!
- Вы пригласили, - он опять улыбнулся той улыбкой, за которую хотелось придушить, одним глотком допил кофе, расплатился за него и ушел, оставив меня беситься наедине. Взбешен? Я? Нет, скорее, раздражен.

Мой голос дрожит от едва сдерживаемого гнева:
- Могу я услышать господина Ритсона?
- Нет, его нет дома. – Голос женщины спокоен. А то я не знаю – конечно, его дома нет, маленькая глупышка.
- Когда он будет? – Из трубки уже просто искрить должно.
- Его не будет дома несколько дней, но если для Вас это важно, я могу передать ему, что Вы звонили: как Вас представить и изложить Ваш вопрос? – голос все так же мягок.
- Это важно не только для меня! Это важно для моей пятнадцатилетней дочери, которую мистер Блейк бессовестно соблазнил и бросил, как только узнал о ее беременности! Я требую, чтобы он немедленно связался со мной! – я позволил гневу вылиться в трубку.
- Простите, но Вы ошиблись или что-то перепутали, – голос ни на минуту не сбивается.
- Никакой путаницы! Моя дочь однозначно указала на совратителя!
- Хорошо! Когда на совратителя укажет генетическая экспертиза, господин Ритсон будет готов ответить на все ваши вопросы и рассмотреть претензии, – казалось, женщина улыбается. Я в бешенстве бросил трубку. Бешенство было натуральным. Мисс Морахэн умная женщина. Ее голос не изменился ни на ноту, и уверенность в Блейке не пошатнулась ни на йоту – и все это невзирая на звонки от «рогатых мужей» и «брошенных любовниц» и даже «взбешенных любовников». Я орал, ругался, обливал ее и Блейка грязью, но Хэтти не только оставалась непоколебима, она при первом же удобном случае рассказывала о звонках Ритсону, не позволяя даже тени встать между ними. Однажды мне все же удалось затащить его, вусмерть пьяного, в койку к одной милашке, но там все равно ничего не получилось: «Ты прелесть, - сказал он - но у нас ничего не будет» - отвернулся к стенке и уснул.
Хорошо! Попытаемся зайти с другой стороны…
- О, мисс! Вы так прекрасны, так восхитительны! Примите эти цветы в знак моего преклонения перед вами! – я протянул Хэтти букет.
- Благодарю.
- Могу ли я проводить Вас?
- Спасибо, нет, за мной сейчас приедут.
- Ваш муж?
- Не муж.
- Я бы никогда не отпустил такую женщину как Вы! Я бы женился на Вас!
- Брак – это не важно, - где-то я уже видел эту улыбку, и она начинает меня бесить. – Простите, мне пора.
Для отчетности провернув еще пару небольших провокаций, я начал искать другие лазейки.

- Я прочитал. Мне нравится.- Дэвид широко улыбнулся. – А если еще и ты гарантируешь, что это будет иметь успех… Но каков твой интерес?
Что ж, Дэвид знал, с кем общается. И я назвал свои условия.
- Что?! Кто?! Этот сладенький мальчик, доводящий до оргазма стареющих леди своими оленьими глазами? Как ты себе это представляешь? Да тут даже с твоим участием будет грандиозный провал! Ни-за-что!
- Так уж и ни за что? - Я улыбнулся, назвал еще несколько имен.
- Ну… - Дэвид задумался. – Думаешь, они согласятся?
Я захохотал, осознавший нелепость предположения Дэвид рассмеялся вслед за мной.
- Слушай, - сказал он сквозь смех, - он же все провалит!
- Это не важно! – мне нужен был провал, но Дэвиду знать об этом не обязательно. Слишком уж все хорошо у этого мальчика.
Гойер нахмурился:
- Ты помнишь? Ты не вмешиваешься в процесс.
- Нет нужды. Будет так, как мне нужно.
- Не-е-ет… - Дэвид покачал головой. - Теперь будет так, как мне нужно. Теперь ты работаешь на меня!
- Как скажете, шеф!

Уже после проб мне стало немного не по себе. Но отступать было невозможно – сделка заключена и условия должны быть исполнены. Я постарался превратить его работу в ад. Дружный актерский серпентарий с удовольствием выделил ему роль изгоя, предмета вечных шуток, подколок и часто – откровенных издевательств. Но казалось, что ему было все равно. Он смотрел на нас своими ореховыми глазами и под этим взглядом все (и даже я порой!) чувствовали себя расшалившимися детьми.
Лучше бы я нарушил договор и вмешался. Лучше бы я отступился еще после первого разговора. Лучше бы я вообще никогда не знал о его существовании.
После первого сезона я пересмотрел все фильмы с его участием. Где? Где я его просмотрел? Как этот романтический мальчик смог сыграть отбитого психопата так, что его хотелось придушить от восторга за одну только улыбку?
Пока снимался второй сезон, я просто кожей чувствовал коллективные оргазмы от его поворота головы, улыбки, взгляда. Его хотели все – женщины, мужчины, ярые гомофобы, примерные матери семейств, изнеженные мальчики, брутальные мужланы, робкие девственницы и прожжённые шлюхи. И при всем при этом он умудрялся не только не затмевать, но и подчеркивать главного героя. Я изводил его, дразнил и провоцировал. Из каждой моей провокации он делал актерскую находку. Гойер извивался от восторга, наблюдая эту дуэль. Иногда он даже забывал кто я и что я, заставляя нас отрабатывать дубль за дублем, до тех пор, пока между нами не начинало искрить.
К концу третьего сезона я был раздавлен. Он вывернул меня наизнанку. Я точно знал, что в некоторые сцены были сыграны именно для меня настоящего, для моей подлинной сути, чтобы я видел свое отражение в нем, свое безумие, страдание и одиночество, чтобы я знал, что он понимает. Его взгляд пронизывал меня. Будь у меня душа и найдись на нее покупатель, я бы не задумываясь продал ее за возможность обладать этим человеком. Я хотел его – всего, без остатка, не частями, я хотел душу, тело, мысли, талант – себе! Навсегда. Я мечтал о нем: о его гибком и сильном теле, о его прекрасном некрасивом лице, о его голосе – я мечтал, каким образом могу вырвать из его груди стоны и поверьте, ни один из них не предполагал крови. Ну, почти. Я бы довел его до пика наслаждения и все те хрипы и стоны, которые доставались Хэтти, были бы моими. Я бы пил их прямо из его губ. А еще бы мы говорили. Теперь я точно знаю насколько он умен и чуток. Я открыл бы ему все тайны мира. Я бы все положил к его ногам только за то, чтобы он был со мной.
Я решил попробовать еще раз.
- Добрый день, господин Ритсон.
- Добрый день! Ритсон - после такого близкого сотрудничества? Можно просто Блейк! Не возражаешь, Том? – Мое имя от произнес как бы с двойным вопросом, слегка издеваясь, но похоже, он действительно был рад меня видеть. – Здесь красиво. Я давно не выбирался на природу.
- Я хотел попросить прощения.
Удивленные глаза распахнулись навстречу мне:
- За что?! Я рад видеть Вас и хотел поблагодарить, если это, конечно, уместно.
Я неопределенно хмыкнул. Хотя от этого человека я готов был принять благодарность, спасение и все кары.
Мое затянувшееся молчание он воспринял по-своему:
- Не смотря на все, мой ответ прежний.
- Я не задал вопроса. – Это прозвучало грубо, да иначе и не могло быть, я просто задыхался от желания унести это сокровище с собой и больше не отпускать от себя всю вечность, что отведена мне.
- Тогда задам я. Чего Вы хотите?
- Тебя! Всего, до последней капли. Ты совершенен, ты идеален. Я хочу тебя - я говорил много, сбивчиво, но, наверное, не слова имели значение.
Ореховые глаза смотрели на меня с жалостью и состраданием. Не-е-е-ет! Не это! Только не это!
- Я дам тебе все, чего ты можешь пожелать и о чем даже не имеешь понятия. Слава, роскошь, женщины и мужчины, знания, силу – я сделаю тебя равным себе. Я буду с тобой до конца времен. Я буду любить тебя вечность так же, как люблю сейчас, потому, что никого я не любил и не желал так сильно. У твоих ног будет все. И… даже я! – В порыве я опустился перед ним на колени и закрыл глаза.
Он опустился рядом, обнял меня и через секунду отстранился:
- Посмотри на меня.
Я не мог поднять глаз.
- Посмотри на меня, Люцифер. Пожалуйста.
Ну что я мог поделать, если он просит?! И утонул в ореховой безмятежности его взгляда. Да, этого взгляда было достаточно. Ему действительно от меня ничего не нужно.
- Послушай. – его голос, такой спокойный, уверенный и равнодушный, рвал меня на мелкие кусочки. – Послушай, мне не стоило дразнить тебя, но ты сам первый начал. И я прошу простить меня за то, что я тебе причинил. Но я кое-что скажу тебе.
Я начал уплывать в его глаза на лодке его голоса… Блейк встряхнул меня за плечи и опустил взгляд.
- Запомни: не я. И не сейчас. Но ждать осталось недолго.
А потом он просто встал и ушел. И, наверное, это лучшее, что он мог сделать.
И знаете что? Я не порвал в клочья его, не смешал с пылью его женщину. Я просто оставил их в покое, тех, кому от меня ничего не нужно. В каком-то смысле, они уникальны. И счастливы.
Я слышал, они ждут ребенка…


Продать душу 2.0

А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
А. Галич

Маленький, полутемный паб – это то, что сегодня надо было Тому.
Он медленно, но настойчиво, кирпичик за кирпичиком, строил свою жизнь.
Терпение и труд все перетрут. Можно всего достичь, если действительно захотеть. И почему бы симпатичному, талантливому парню Тому Райли не стать звездой кинематографа?
Однажды он пройдется по красной дорожке. И наверняка получит свой Оскар. Только для этого надо много работать. Строить себя, свой образ, по крупицам. В таких делах мелочей не бывает. Интервью, обязательно – твиттер. Ненавязчивая реклама. Не опускаться до примитивных роликов – лучше посидеть без работы, чем выглядеть потом глупо. Никаких громких скандалов: чопорная Британия – это вам не Америка.
Но иногда… Иногда Том уставал или отчаивался, или просто хотел побыть один. И тогда он позволял себе расслабиться в этом маленьком пабе, где никто ни на кого не обращает внимания, побыть просто обычным парнем, заглянувшим сюда в выходной или после работы, которому не надо выверять каждое движение и контролировать каждый глоток. Тут можно хоть весь день просидеть над одним пивом или чашкой кофе и никто косо не посмотрит в твою сторону.
Сегодня был один из тоскливых дней. Тех дней, когда тяжесть возложенной на себя цели и тотального контроля пригибала к земле. Нет, умом Том понимал, что периодическая хандра – своеобразная плата за творческую натуру. И она пройдет. И Том с ней справится. И у него будет еще его звездная роль.
Одним из неоспоримых преимуществ любимого Томом заведения было то, что коллеги по цеху, как правило, избегали таких непопулярных мест. И шансы нарваться тут на кого-то знакомого были практически равны нулю. Практически. Были. До того момента, как в дверь вошел этот со всех сторон странный парень. Не то чтобы они были близко знакомы, но актерский мирок очень тесен, все когда-то с кем-то пересекаются. Вошедший оглядел маленький зал и его взгляд безошибочно замер на Томе. Тщательно выстраиваемый образ веселого компанейского парня не позволил Тому отвести глаза. Подавив вздох, он с самой приветливой улыбкой позвал:
- Блейк! - и с удовольствием понаблюдал за сменой выражения на этом некрасивом лице: от легкой растерянности в незнакомом месте – к радости от встречи с приятелем.
Том редко встречался с Блейком Ритсоном, но всегда наблюдал за ним со странной смесью удовольствия и досады. Этот парень был просто соткан из противоречий: он был некрасив, но его лицом, а особенно сменой выражений на нем, можно было любоваться бесконечно, его походка, при утонченной грациозности прочих движений, порой становилась просто деревянной, это не говоря уже о том, насколько нелепо он выглядел в танцах. Ростом и развитой мускулатурой Блейк не уступал Тому, но при этом Том выглядел милым медвежонком, а Блейк – легким и тонким эльфом.
- Чем занимаешься, Том?
- Хандрю… - ответил Том, указывая на слабоалкогольный коктейль.
- О! В нашей работе никуда от этого не денешься. Издержки профессии. По причине – или как? – и то ли расслабляющая обстановка паба повлияла, то ли не первый коктейль, а может, всему виной был внимательный и сочувствующий взгляд Ритсона, но Том начал говорить.
Он говорил об упорном труде, о том, что даже его бывает недостаточно, что нужна еще и удача, шанс. Что самое страшное – состариться подающим надежды актером.
И Блейк, тот самый Блейк, который пестрой бабочкой порхал от роли в театре к роли в кино, от продюсирования - к написанию сценария, от короткометражек – к режиссуре, не заботясь при этом ни о том, как он выглядит на экране, ни о том, насколько шизофреничны его творения, этот Блейк сочувственно кивал, и, казалось, понимал все терзания Тома.
- Понимаешь, - говорил Том (к этому моменту они уже давно перешли от коктейлей к более крепким напиткам) – иногда мне кажется, что упорной работы недостаточно, что обязательно нужен шанс, та самая роль, в которой не просто выложишься не все сто, но и которая прославит!
- И ты готов душу продать за такую роль – вполголоса, словно продолжая его размышления, проговорил Блейк.
- Да! Даже если мне потом всю жизнь гореть в аду! – горячо воскликнул Том.
- Уверен?
Райли только сейчас обратил внимание, что сидят они с Ритсоном уже очень долго, успело стемнеть и глаза Блейка в свете реклам отливали красным. Это показалось Тому забавным.
- Уверен! – с пьяной бравадой заявил Том. – Мне надо где-то подписаться кровью?
Блейк широко улыбнулся:
- Ну, все эти спецэффекты с внезапными мрачными явлениями, рогами и копытами, подписью кровью – это.. ну, скажем, черный пиар конкурирующего ведомства.
- Что же вы тогда делаете с душами? – подхватил игру Том.
- Что и положено приличному Аду – сжигаем .– пожал плечами Ритсон, внимательно глядя на Райли. – Будет у тебя твоя Роль. Только ты должен понимать, что пока ты будешь ее играть, твоя душа будет гореть в огне твоего таланта. Этот неистовый костер будет пылать так ярко, что даже слепой его заметит, люди как бабочки, будут слетаться на этот свет. Но ты… Ты сгоришь дотла. Хоть и получишь то, к чему так стремишься: славу и успех.
- Хорошо! Но уж пусть тогда эта роль будет побольше!

С того вечера прошло больше четырех лет.
На прощальной вечеринке в честь окончания съемок Райли заметил Ритсона - как всегда, чуть в стороне от шумной компании. Он вдруг вспомнил тот разговор в маленьком пабе и подошел к сидящему в кресле Блейку:
- А знаешь, граф, все ведь получилось, как ты и говорил тогда в пабе! Я получил свою Роль!
Ритсон пристально посмотрел на Тома. Его глаза на мгновенье полыхнули багряным пламенем безо всяких реклам.
- Я знаю, Artista - произнес он своим чуть хрипловатым голосом. И подмигнул так, как мог только он один – верхним веком.


Продать душу 3.0

А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
А. Галич

Неверной походкой он подошел к бару.
Коньяк закончился? Оччень жаль. Виски?… Подойдет! Всё подойдет, что покрепче.
А это что? А! Кто-то недавно привез ему это адово пойло откуда-то то ли из Восточной Европы, то ли из Западной Азии, словом, из тех мест, где водка, настоянная на жгучем перце никого не удивляет. Для того, кто придет сегодня в гости, - самое оно.
Ну, на чем мы остановились? А, виски!
- Фу, ну зачем так напиваться каждый раз? – он все-таки пришел. Ну кто бы сомневался!
- Фу, ну и зачем являться каждый раз? – передразнил он.
- Может, хочу полюбоваться на дело рук своих, - с улыбкой ответил гость.
- Открой новости – и любуйся! – грубо ответил он.
- Дэ-э-э-эвид! – гость протянул его имя, будто пробуя на вкус. – Дело рук моих – не твое кино. Я пришел полюбоваться на тебя – разбитого и недовольного результатом. И вижу я, что это хорошо, – передразнил гость кого-то, видно, хорошо знакомого.
- Не можешь простить?
- Прощать – это не по моему ведомству.
- Я честно выиграл тогда! – начал кипятиться Дэвид.
Гость расхохотался:
- Ты как ребенок! Ну и что?! Единственный способ у меня выиграть – не играть вовсе. Коготок уже увяз – мне остается только дождаться благоприятного момента. Возможно, подловлю тебя трезвым и ты будешь более сговорчив. Возможно, предложу что-то, против чего ты не сможешь устоять. Или возьму силой…
- Только попробуй – Дэвид сделал два коротких жеста и некоторые линии на забитых татуировками «рукавах» проступили четче, засветились угрожающим светом.
- Да не пугайся так! Знаешь, а я даже рад, что ты выиграл тогда – так игра становится интересней. О, а что это тут у нас? Новенькое? – гость достал пачку бумаг из воздуха. – Как интересно! Я посмотрю?
- Можно подумать, тебе нужно моё разрешение… – уныло кивнул хозяин, подвигая гостю бутылку.
- Перцовочка! – немедленно опознал гость. – Сто лет не пробовал! Побаловал ты меня, ценю!
Гость открутил крышку и несколькими большими глотками осушил бутылку до дна.
- Эх, бісова горілка! – Крякнул гость что-то маловразумительное на непонятном языке и страницы в его руках замелькали.
- А мне нравится! – резюмировал гость, когда бумаги с тихим хлопком исчезли из его рук. Можно было не сомневаться, что они опять на своем месте, в ящике стола, под замком. – И сисек вмеру и все остальное очень политкорректно. И даже вот пара зацепок на продолжение… Что, так и будешь снимать – вот так скучно и плоско? С учетом всех критических замечаний по предыдущим работам! – последняя фраза была сказана тоном известного кинокритика.
- Да! Вот так скучно и плоско! С учетом!
- Да брось! Давай порезвимся!
- Ты же все равно все испортишь.
- Не сомневайся! Но будет весело!
Дэвид устало откинулся на спинку кресла:
- А ты мог бы хоть раз не вмешиваться, а?
- Мог бы. Но это скучно! – гость исчез, не прощаясь, посчитав разговор исчерпанным.
Дэвид облегченно вздохнул.
Судьба нового проекта была в безопасности.
Чего нельзя было сказать о его душе.
- Давид! – в полголоса позвал он.
Ответа не последовало.
- Давид! – чуть громче, с нажимом повторил он.
Никакой реакции.
Недобро усмехнувшись, Дэвид особым жестом указательным и средним пальцем прошелся по вытатуированным чешуйкам рыбы на левой руке.
- И кому понадобилось отвлекать старика от хлопот?
Ворчащий голос никак не вязался с широкоплечим молодым человеком, появившимся в комнате.
- Здравствуй, Давид!
- Дэвид! Ну скажи, зачем мне тратить свое время и силы на успешного, здорового, небедного тебя вместо маленького чернокожего мальчика из африканской деревни, чья мать всем библейским именам предпочла моё, вручив невинное дитя моему покровительству?
- Затем, что, скорее всего, его мать из всего Святого Писания запомнила имя Давид только потому, что во все глаза таращилась на смазливого молодого священника, которого звали точно также. Не исключаю, что этот же священник, одуревший от жары и отсутствия начальства, и стал отцом мальчика. Но даже если этот малыш умрет сегодня, то его душа попадет прямиком в рай, чего не скажешь о моей.
- И чем же может помочь тебе старый больной человек?
- Ты себя в зеркале видел? Тебя хоть сейчас на очередного Голиафа выпускай.
- Дэвид, мне уже… - юноша задумался на минуту, - две с половиной тысячи лет! Или даже больше? С вашим постоянно меняющимся летоисчеслением я совсем запутался! А что до Голиафа… - Давид поморщился.– Что все так любят поминать грехи моей молодости? Давай лучше вспомним твою! – и юноша кивнул на татуировки. – Опять?
- Да. Защити меня.
- Но я не могу! Ты заключил договор с нечистым!
- Но я выиграл!
- И что? Душу пятнает не выигрыш или проигрыш, а сам факт сделки.
- Что же мне делать?!
- Не знаю. Честно – не знаю, хоть и хотел бы тебе помочь. Теперь твоя душа – только твоя забота…
- Давид…
- Что?
- Купи мою душу!