Рождественское и не очень

[hanaell]

Продолжаем разбирать ёлку...


До корабля Риарио еще держался, но на судне лихорадка свалила его. Рана воспалилась, тело графа пылало жаром, а разум блуждал где-то в неведомых мирах.
Он почти не приходил в сознание, много бредил.
Совершенно измученный Леонардо, отчаявшись, периодически подумывал о том, чтобы отнять ногу. Но именно в эти моменты неслышной тенью появлялся Нико и негромко, но настойчиво уговаривал маэстро отдохнуть, поспать и поесть, а сам оставался у постели больного менять компрессы и повязки, обтирать пылающее тело водой с уксусом, смачивать теплым вином пересохшие губы.
Некоторое время спустя, когда приступы горячки стали чуть реже, Леонардо стал замечать, что Нико появляется именно в момент, когда Риарио начинает бредить, настойчиво спроваживая всех подальше от графа.
Задавать вопросы мальчишке было бессмысленно – если уж он решил о чем-то молчать, то выведать это можно было только методами Риарио, но это не означает, что маэстро не пробовал. Белокурый ангел поднимал на художника свои невероятно яркие голубые глаза и с невинным непониманием хлопал пушистыми ресницами.
Впрочем, ничего не стоило уступить Нико честь ухаживать за его светлостью, а самому устроиться в соседней каюте, откуда через тонкую переборку были четко слышны обрывки фраз на полузнакомом языке и несколько раз произнесенное имя «Има».
Отчего-то вначале художника больше задело свободное владение языком, чем упоминание в бреду его жены. Впрочем, граф никогда не просил перевести разговоры туземцев. Вопросы же относительно Имы Леонардо решил отложить о выздоровления Риарио. Легат, конечно же, мог и не выздороветь, но да Винчи здраво рассудил, что тогда и все вопросы перестанут иметь значение.
Вскоре Риарио стало лучше, опасность миновала, и он пошел на поправку. Отменное здоровье ли графа и его стремление выжить вопреки всему из чистого упрямства, искусность ли Лео как лекаря, милость бога или стечение обстоятельств – неизвестно что надо было благодарить за выздоровление графа, однако было очевидно, что хоть он и останется хромым, но нервы окружающим будет портить исправно.
Впрочем, в течение всего плавания граф был удивительно тих, спокоен и замкнут, всех лишений и неудобств он, казалось, просто не замечал, усиленно обдумывая что-то, на вопросы отвечал односложно и даже Зо не мог вывести его из этого странного состояния.
Леонардо долго ходил вокруг графа пытаясь выбрать удобный момент, чтобы поговорить, но потом решил спросить прямо – Джироламо Риарио не из тех людей, которые будут врать и изворачиваться.
- Что ты хочешь услышать, художник? – папский племянник на время вынырнул из своих грез, казалось их обрывки еще можно разглядеть на дне его глаз.
Лео смутился, но продолжил:
- Об Име. Что вас связывает?
- Разве у тебя были сомнения в честности твоей супруги?
- Нет, - растерялся Леонардо.
- Уронила ли она твое и свое достоинство? Унизила ли тебя изменой за все то время, что была твоей женой?
- Была женой?!
- Что тебя удивляет?
- Была?
- Конечно. Отвергнув ее брачный дар и отобрав свой, ты расторг узы, связывающие вас. Тебе не о чем беспокоиться.
- Но все же что-то было между вами! Ты потому смог убить Зиту, что был влюблен в Иму!
- Художник, - почти нежно произнес Риарио, - если ты еще раз своим поганым языком осквернишь имя Зиты, тебе больше не придется разговаривать. Совсем. Никогда.
- И все же. Ты не можешь мне соврать.
Лицо графа выражало крайнее удивление:
- С чего ты взял? А еще я могу просто отказаться отвечать.
- Из отказа тоже можно сделать определенные выводы.
- Лучше сделай выводы из того, что Има стала твоей супругой только по велению пророчества.
- Ты хочешь сказать, что с тобой она была по велению сердца? Что она любила тебя?!
- Нет. Не любила, - Риарио сделал паузу и продолжил. – Любит.
Художник недоуменно вскинул брови.
- Ты полагаешь, меня нельзя полюбить? Что я чудовище?
- Нет, граф, нет! – пожалуй, слишком поспешно ответил художник. – Но она послала тебя на верную смерть! Она могла выбрать Зо, если действительно любит тебя, но отправила тебя сражаться за меня!
Джироламо расхохотался – неожиданно легко и звонко.
- Как же тебе не повезло с женщинами, Леонардо! Да и с друзьями, похоже, тоже. Ничего, - он похлопал художника по плечу, - зато тебе повезло с врагом.
- Что ты имеешь в виду? – да Винчи обиженно дернул плечом, сбрасывая руку Риарио.
- Как только мы сближаемся с кем-то, влюбляемся, дружим, они стараются защитить нас, оградить от трудностей и опасностей, почитая это за благо и тем уничижая нас, показывая свое неверие в наши силы. Делают себя необходимыми, демонстрируя, что без них мы – ничто, неспособное ни на что. Так ли должны поступать те, кто нас любит?
Удивленный художник мог только промолчать.
- Любящий истинно верит в тебя. Он не сомневается в твоих силах. Глупо было посылать вора туда, где нужен убийца. Она оказала мне большую честь, не усомнившись во мне.
- Она послала тебя на казнь!
- Не заставляй меня разочаровываться в тебе, художник! – продолжал улыбаться граф. - Неужели ты всерьез думаешь, что Има совершенно случайно нацепила на себя твой меч? Име нужен был ты, чтобы найти Книгу.
- Книга! – воскликнул, вдруг обозлясь, художник. - Всем нужна Книга! Ты обещал убить меня, если мы не добудем ее под Небесным Сводом.
- Планы изменились, - иронично улыбнулся граф. – Мне все еще нужна Книга, твоя смерть мне ни к чему, это я могу получить в любой момент.
- Ты собираешься продолжать поиски? След Книги Жизни потерян. Возможно, нам и не суждено ее найти. Что же ты будешь сейчас делать?
- Для начала, я вернусь в Рим, к Папе. Кажется, это моя судьба – я должен вернуться с пустыми руками.
- Папе нечего предложить тебе, Риарио!
- Это бессмысленный разговор. – Граф стал вглядываться в бескрайний океан, давая понять, что более художник от него ничего не добьется.

В темном углу глухо звякнули цепи, разбудив едва прикорнувшего Леонардо. Сощурившись от света одинокой свечи, он повернул голову на звук.
Состояние Риарио стабилизировалось, вводить зелье в вены больше не было необходимости, граф пил его сам охотно, понимая, что иначе ему не одолеть Монстра.
- Спи, художник. Еще не время для зелья. Рассвет только через два часа.
Да Винчи поворочался немного на кровати и понял, что сон ускользнул безвозвратно.
- Я давно хотел спросить тебя, - начал он чуть хриплым спросонья голосом. И, ободренный кивком из угла, продолжил. - Зачем все это, Джироламо? Ты не нашел другого выхода, кроме как перерезать себе вены? Ты мог бы прийти ко мне.
Казалось, Леонардо кожей чувствовал, как минуты стекают в вечность и уже сомневался, что граф ответит.
- Это было необходимо. Не видя степени моего отчаянья, служители Лабиринта не пришли бы за мной. Твой Турок понятия не имеет где искать Книгу. А вот Лабиринт что-то знает. Нет, самой Книги у них, конечно же нет, но есть след. И я хочу его получить. Они за мной давно наблюдали. Так что, вскрывая себе вены у всех на виду, я был уверен, что умереть мне не дадут. Теперь же, надеюсь, мне удалось достаточно заинтересовать своей персоной Архитектора настолько, чтобы он приблизил меня к себе. Если же нет – у меня есть в запасе еще пара ходов.
- Но тебя могли повесить за все, что ты натворил в обличье Монстра!
- О нет, ты бы не позволил!
- Ты настолько был уверен во мне?
- Я же говорил, тебе повезло с врагом.
- Твоя одержимость Книгой жизни пугает.
- Я не одержим. Просто теперь я знаю что надо делать, чтобы ее найти. И я найду Книгу и вернусь к Име.
- Ты полагаешь, она будет ждать тебя?
- Не будет. Ждет.
- Ну почему ты так уверен?
- Потому, что я обязательно вернусь.
- Ты безумен, Джироламо!
- И кто говорит мне об этом?
- Ты шагаешь по лезвию, причем только одной ногой!
- Вера способна на многое вдохновить.
- Вера? Какая вера? Бога нет, Риарио! Иначе бы он не допустил…
- Не в бога, художник, - спокойный негромкий голос твердо перебил поток возмущений Леонардо. – В себя. В друзей. Во врагов. Это моя новая вера. И она позволяет мне свершать то, что даже ты называешь безумием. – Риарио улыбнулся. – Кстати, о безумии. Тебе пора заняться зельем, художник.